Как хорошо, черт возьми, сойти с чужого ума! (с)
12:53
о фамилиях
История эта взята из чужого дневника. Но мне близка тема изувеченных фамилий, т. к. мою тоже время от времени коверкают. Одна дама умудрилась написать мою фамилию (Шмидт) с ТРЕМЯ(!) ошибками 
Басист Артем, было дело, учился в геологоразведочном институте. Года полтора, потом его оттуда выперли. Был там у них такой предмет, как геодезия и картография, ходили по оврагам и холмам, мерили всё.
Вёл этот предмет специальный преподаватель, опытный. С профессиональной болезнью геодезистов и картографистов. Состояния опьянения у него чередовались с похмельными катастрофами – другим его никто и не знал.
Знакомство с Артемовой группой пришлось как раз на период несусветного похмелья. Страдание было написано у него на лице, но – профессиональный долг превыше всего.
Преподаватель углубился в журнал. Читал фамилию и пристально вглядывался вставшему куда-то в район солнечного сплетения.
С волнами простых фамилий парусник его разума как-то еще справлялся, но неизбежно приближался к двум опаснейшим рифам. Были в группе два специальных человека – грузинка Шошитайшвили и Алуханян – он уже в третьем поколении в Москве жил, но армянская гордость в нем просто кипела. Причем оба очень… очень не любили, когда коверкали их фамилии.
И вот – первый риф. Парусник с треском сел на камни! Страдание, написанное на лице стало физически ощутимым. То ближе к глазам журнал поднесёт, то подальше отставит: «Ш-ш… Ш-ш-о-ш… Шо-шшш-о».
Наконец устал и произнес: «Что то там швили!».
Студенты вздрогнули. Взглядом ее, наследницы древнего рода, можно было, как автогеном, сейф вскрыть.
А геодезист спрятался за журналом и опрометчиво скакнул к следующей фамилии.
Алуханян.
Из-за журнала послышалось: «А-а-х-х… А-а-а-а-х-х…».
И парусник пошел ко дну.
Геодезист уронил журнал, подпер щеку рукой и, устремив взгляд в бесконечность, обреченно подытожил: «А-х-х-хуйня какая-то!».
Ему повезло. На озверевшем Алуханяне повисли несколько человек. (с)
Басист Артем, было дело, учился в геологоразведочном институте. Года полтора, потом его оттуда выперли. Был там у них такой предмет, как геодезия и картография, ходили по оврагам и холмам, мерили всё.
Вёл этот предмет специальный преподаватель, опытный. С профессиональной болезнью геодезистов и картографистов. Состояния опьянения у него чередовались с похмельными катастрофами – другим его никто и не знал.
Знакомство с Артемовой группой пришлось как раз на период несусветного похмелья. Страдание было написано у него на лице, но – профессиональный долг превыше всего.
Преподаватель углубился в журнал. Читал фамилию и пристально вглядывался вставшему куда-то в район солнечного сплетения.
С волнами простых фамилий парусник его разума как-то еще справлялся, но неизбежно приближался к двум опаснейшим рифам. Были в группе два специальных человека – грузинка Шошитайшвили и Алуханян – он уже в третьем поколении в Москве жил, но армянская гордость в нем просто кипела. Причем оба очень… очень не любили, когда коверкали их фамилии.
И вот – первый риф. Парусник с треском сел на камни! Страдание, написанное на лице стало физически ощутимым. То ближе к глазам журнал поднесёт, то подальше отставит: «Ш-ш… Ш-ш-о-ш… Шо-шшш-о».
Наконец устал и произнес: «Что то там швили!».
Студенты вздрогнули. Взглядом ее, наследницы древнего рода, можно было, как автогеном, сейф вскрыть.
А геодезист спрятался за журналом и опрометчиво скакнул к следующей фамилии.
Алуханян.
Из-за журнала послышалось: «А-а-х-х… А-а-а-а-х-х…».
И парусник пошел ко дну.
Геодезист уронил журнал, подпер щеку рукой и, устремив взгляд в бесконечность, обреченно подытожил: «А-х-х-хуйня какая-то!».
Ему повезло. На озверевшем Алуханяне повисли несколько человек. (с)